— Насколько я понимаю, он умер.

— Да. Декадо убил его. Ландис, несмотря на все прожитые века, был романтиком и верил в пророчество Устарте.

— А ты? Ты не веришь?

— Отвечу тебе так: я не знаю. Мне непонятно, как один воин — даже такой, как ты — может положить конец царствованию Вечной. И если даже ты смог бы, то что изменится? Машины древних как были, так и останутся. Много тысячелетий они провели почти в полном бездействии. Надирские шаманы научились использовать их дремлющую под землей силу. Они ничего не понимали в машинах, но, как и Мемнон, умели настраиваться на биение их пульса. Эта сила шла через них. Вся материальная магия нашего больного мира исходит от этих машин.

— Что же их пробудило?

— Это сделал один из настоятелей Храма Воскресителей. Сила древних затопила весь континент и перекинулась на другие. Теперь ты видишь, Скилганнон, что телесная смерть Вечной не облегчила бы несчастий, постигших мир.

— Как он это сделал, тот настоятель?

— Теперь это уже миф. Он якобы нашел потайной ход в священной горе, и там воссиял свет. Не знаю. Меня там не было.

— Значит, ответ следует искать в храме.

— Возможно, ты прав, — улыбнулся Гамаль, — но около пятисот лет назад храм исчез.

— Не мог он исчезнуть. Он помещался внутри горы. Должно быть, монахи просто усилили защитные чары.

— Нет, Скилганнон. Я был на том месте, где раньше стояла храмовая гора. Там ничего нет. Земля там подвержена странным переменам. Никакой растительности, и с металлами происходят диковинные вещи. Медяки у меня в кошельке вдруг зазвенели сами собой. Я почувствовал тошноту и стал терять равновесие. Мы с моим спутником поспешили уйти оттуда. Заглянув в кошелек, я увидел, что пять монет превратились в бесформенный слиток. А ремень мне пришлось разрезать, потому что медная пряжка оплавилась. Поверь мне, Скилганнон: ни храма, ни горы больше не существует.

— Но сила осталась, — тихо заметил Скилганнон.

— Да.

Скилганнон задумался, и оба некоторое время молчали. Затем Гамаль вздохнул и сказал:

— Началось. Я чувствую зов Пустоты.

— Тебе страшно?

— Немного. Моя жизнь не была посвящена добрым делам. Я действовал из корыстных побуждений, и мои труды заканчивались смертью невинных. Но Пустота мне уже знакома. Я часто бывал там. И с тобой там встречался.

— Я этой встречи не помню.

— Я уже говорил тебе, что Пустота — это обитель духов, а ты сейчас живешь в мире плоти. Когда-нибудь память вернется. Хотелось бы мне знать, найду ли я Ландиса. Я любил его и очень хотел бы увидеть снова.

Шум водопада внезапно умолк, синее небо сделалось черным, подул холодный ветер. Гамаль со страхом уставился куда-то за плечо Скилганнона. Скилганнон встал и обернулся. Рядом с ними стоял высокий человек в мерцающих серебром одеждах, темноволосый, женоподобно красивый. Золотистая кожа, высокие скулы, черные миндалевидные глаза придавали ему сходство с уроженцем Чиадзе.

— Что ты здесь делаешь, Мемнон? — спросил Гамаль.

— Пришел проститься со старым другом, — ответил тот ласково.

— Мы с тобой не друзья.

— Это правда, как ни печально. Я просто хотел быть учтивым. Умирай себе дальше, Гамаль. Мне нужно поговорить со Скилганноном, а не с тобой.

— Ну нет! Ему еще не пора умирать. — Гамаль вскочил и сказал Скилганнону: — Держи мою руку! Скорей!

Но Мемнон сделал резкий жест, и Гамаль исчез.

— Приятное он выбрал место. — Маг прошел мимо Скил-ганнона, чтобы лучше видеть водопад.

— Ты убил его? — спросил Скилганнон.

— Будем надеяться, — пожал плечами Мемнон. — И не спеши нападать на меня — здесь это бесполезно. Твои удары не причинят мне боли и не нанесут никакого вреда. Мы с тобой в стране снов. Хочешь слышать шум водопада? Меня этот звук раздражает, но если желаешь, я его верну.

Скилганнон замахнулся кулаком, но его удар прошел сквозь лицо Мемнона.

— Я вижу, ты из тех, кто должен во всем убедиться сам. Ну что ж, теперь ты убедился, и мы можем спокойно поговорить. Приятно беседовать у огонька. — По мановению руки Мемнона на земле появился круг из камней, а в нем вспыхнул костер. — Вечная часто о тебе вспоминала — и делала это с любовью.

— Чего тебе надо от меня? — спросил Скилганнон.

— Напрасно Ландис вернул тебя. Это было ошибкой, и я пришел исправить ее. Но уйдешь ты без боли.

— Как ты намерен убить меня?

— Разве Гамаль не предупредил тебя об опасности таких путешествий? Какая оплошность с его стороны! Позволь, я это сделаю вместо него. Главная часть твоей жизненной силы сейчас сосредоточена здесь. Такое разделение духа и плоти допустимо лишь на краткий срок, и через несколько часов твое тело начнет умирать. Время здесь идет иначе, чем там. По моим расчетам, твоя новая оболочка уже борется со смертью. Итак, о чем ты хотел бы поговорить в то недолгое время, что нам отпущено?

Скилганнон, закрыв глаза, представил себе свое тело, лежащее на выступе скалы, и попытался вернуться в него. Но когда он открыл глаза снова, перед ним по-прежнему стоял Повелитель Теней.

— Не такое уж ты божество, каким описывала тебя Вечная. Глаза у тебя красивые, это правда, но ты человек, а не бог. Легенды всегда преувеличивают. Она любила тебя, и эта любовь освещает ее воспоминания. А вот я бы никогда не подумал, что ты способен вырезать население целого города.

— Внешность обманчива, — сказал Скилганнон.

— Верно. Извини, я сейчас вернусь. — Мемнон растаял в воздухе. Скилганнон, оставшись один, еще раз попытался вернуться в свое тело, но не смог. Он подобрал острый камень и вонзил его глубоко в ладонь, надеясь, что боль поможет ему очнуться. Но боли не было, и рана на ладони сразу же затянулась.

— Вот и я. — Мемнон снова возник из воздуха. — Хотел посмотреть, как близко солдаты подошли к твоим спутникам. Они умрут следом за тобой — и куда более мучительной смертью, я бы сказал.

Харад, стоя рядом с Чарис, смотрел вдаль. Аскари отправилась на разведку — посмотреть, не возвращаются ли враги. Солнце садилось на кроваво-красном небе. Над горами на западе громоздились облака — багровые внизу, кораллово-черные в середине и снежно-белые наверху.

— Смотри, как красиво, — сказала Чарис, прислонясь головой к плечу Харада.

— Я смотрю. Думаю, завтра дождь будет.

— О, Харад, — разочарованно сказала она и отстранилась, огорчив его этим.

— Они правда красивые, — сказал он быстро.

— Но ты этого не видишь, ведь так? Ты смотришь на облака и думаешь о дожде. Олень для тебя — мясо на четырех копытах. Дерево можно срубить и сделать стол или стул.

— Так это же правда — скажешь, нет?

— Конечно же, правда, олух. Но в мире есть еще много другого. Жаль, что ты этого не видишь.

— Почему жаль? Что изменилось бы, если б я видел? Чарис, не отвечая, потерла глаза и откинула назад золотистые волосы.

— Ох, как я устала. Пойду отдохну.

— Я красоту понимаю, — сказал он тихо. — Вот ты сейчас поправила волосы — это красиво. И когда солнце после осеннего дождя пробивается сквозь тучи — это тоже красиво. Но живя один в горах, привыкаешь думать о простых вещах вроде еды и убежища. Тучи приносят дождь, олень — это мясо.

— Ты, похоже, извел разом весь свой зимний запас слов, — улыбнулась она.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — покраснев, сказал он.

— Зачем ты искал меня, Харад? — снова подойдя ближе, спросила она.

— Думал, что могу понадобиться тебе.

— Так и было. И не только потому, что мне грозила опасность. Ты мне и раньше был нужен. Ты никогда не задумывался, почему еду тебе ношу всегда я?

— Я думал, тебе в радость меня дразнить. Чарис насупилась.

— А не пришло тебе в голову, что ты мне попросту нравишься?

— Кто, я?

— Ты, ты, тупица! Разве я не приглашала тебя на праздник? Не обещала, что поучу тебя танцевать?

Харад тщетно пытался собраться с мыслями. В ушах у него словно море ревело.

— Да ведь я некрасивый. Потому ни о чем таком и... не знаю, что и сказать.